Новый скандал в Богемии - Кэрол Дуглас

Я кивком скомандовала Аллегре опустить вуаль и стала глядеть в окно сквозь собственное черное кружевное прикрытие. Хоть я и не заражена врожденной склонностью Ирен к драматизму (а напротив, избегаю его), я не могла в то утро не почувствовать, что наблюдаю за масштабной и интригующей постановкой, где мы с Аллегрой – статисты на заднем плане, у которых есть тайная миссия: помочь одному-двум главным героям сыграть новую удивительную роль, совершить важнейшую трансформацию, так сказать.

Над парком, путаясь в кронах деревьев, стелился густой туман. Трава все еще была изумрудно-зеленой и блестела от росы, но на ней уже было рассыпано золото опавших листьев – верный признак увядания.

Я с облегчением заметила, что среди деревьев разместилось несколько карет, черных как сажа, и лошади выдувают плотные струи пара в осенний воздух.

Какая же это была адская сцена: жуткие кареты, застывшие на краю леса, и их неустанные вороные лошадки в клубах пара, похожих на зловонное дыхание самого Аида. Суровости обстановке добавляли и собравшиеся мужчины, чьи облаченные в брюки ноги казались длинными, как дымовые трубы, а высокие бархатные цилиндры блестели под пеленой росы. Все были одеты в черное, будто на похоронах, – кроме женщин.

Утром я не смогла оценить воодушевляющий эффект платья Ирен, которое она выбрала для дуэли. Ее длинное пальто цвета слоновой кости из верблюжьей шерсти было оторочено вышивкой вокруг запястий, у высокой стойки воротника и по кромке, а пелерина с серебристыми страусовыми перьями сияла в утренней дымке, как облачение ангела милосердия. Сияющая серебряная нить рисовала элегантные завитки на ткани пальто, и шляпка у нее была совершенно ангельская – серый фетр, украшенный серебристой лентой и сзади подчеркнутый серыми страусовыми перьями.

В группе из трех человек, стоящих вокруг нее, – один высокий, два пониже – я сразу различила Годфри и его самозваного секунданта доктора Уотсона. Ирен, вцепившись в руку мужа и сдвинув свою потрясающую шляпку, долго шептала ему что-то на ухо. Мне было интересно, были ли это слова нежности и ободрения – или предупреждение о грядущих событиях.

Другая присутствующая женщина была облачена в рубиновый бархат и парчу, тесно облегающие и подчеркивающие ее впечатляющую фигуру. Подол платья, запястья и ворот были оторочены собольим мехом, а шляпа из того же меха напоминала гигантскую корону.

Итак, теперь Ирен была Белой Королевой, а Татьяна – Красной. Белый, вспомнила я, это цвет надежды, а также цвет траура у французов, которые так любят делать все наоборот. А красный? Красный – цвет страсти и крови: того, что у Татьяны в избытке.

Я отлично предугадала состав участников. Фальшивого короля окружала маленькая когорта приближенных, а сам он был одет в парадную военную форму – алую, пошитую из тонкого сукна и шерсти и отороченную медными шнурами и пуговицами.

Никого из его лагеря я не узнала, но все они выглядели очень решительными и опасными.

Аллегра прижалась ко мне, тоже стараясь выглянуть и увидеть что-нибудь в просвет бархатной занавески кареты, – и не удивительно, ведь все мероприятие напоминало сценическую постановку.

Мы смотрели, как Годфри и король вместе со своими секундантами промаршировали к центру площадки. Люди короля достали коробку, которая выглядела так, будто в ней хранится фамильное серебро, но я уже знала, что там находится. Через секунду каждый дуэлянт поднял вверх сверкающий пистолет из отполированного дерева и металла. Секунданты отступили с линии огня.

Один из приближенных короля держал в руках карманные часы, которые в остатках тумана блестели, как маленькое солнце.

Годфри и король встали спина к спине – и какая же широкая спина была даже у поддельного короля! Слава богу, что Годфри не выбрал шпаги.

По команде, которую мы с Аллегрой не расслышали, они стали расходиться, высоко и прямо держа перед собой пистолеты. Странно было наблюдать за подобной сценой и не слышать ни звука. Мне казалось, что тишину можно разрушить простым хлопком в ладоши, но я не осмеливалась, чтобы не дай бог не отвлечь Годфри.

Зачем вообще мужчинам это нужно – из-за какого-то пустяка пытаться убить друг друга? На секунду я пожалела поддельного короля, которому скоро предстояло великое падение. Он сыграл свою роль не слишком мудро, но чересчур хорошо. Он верил, что Татьяна тоже вживется в амплуа его любовницы – что она будет любить его; что он сможет командовать ею или заслужить ее уважение уже тем, что притворяется королем. Как будто это давало ему право считать себя важной фигурой, а не инструментом в чужих руках!

Что же касается Годфри, то он оказался невольным участником великой игры между государствами-спорщиками и могущественными банкирами, между двумя сильными женщинами, и ни одна из сторон не желала уступить ни дюйма – ни друг другу, ни прочим игрокам.

Если Годфри погибнет, я… я…

Аллегра вцепилась мне в плечо. Судя по всему, дуэлянты уже разошлись на добрых семь-восемь шагов. Даже такой далекий от великосветского общества человек, как я, знает, что «десять» – это сигнал к тому, чтобы повернуться и стрелять, а после выяснять, кто пал, а кто выстоял.

Возможно, ни один не будет задет. Или оба могут быть смертельно ранены. Один может выжить, даже с ранением, а другой – погибнуть. Оба могут получить легкие царапины. Вариантов было до боли много.

Я не расслышала, как прозвучало роковое число «десять», но прочитала его по губам считающего.

За миг до того, как секундант произнес «десять», король развернулся и опустил свою длинную кроваво-красную руку, и его медали опасно сверкнули в неярком свете.

Годфри начал поворачиваться, словно танцуя с туманом какой-то безумный вальс, ровно на счет «десять». Годфри играл по-честному, а лже-король – нет. Он остановился раньше времени, и теперь широкая спина только начавшего разворот Годфри была прекрасной черной мишенью для его пистолета.

Из сияющего дула показался дымок. Тишину разорвал звук, будто лопнул грубо расписанный холст декораций заднего фона.

Я жалела, что не могу разорвать эту сцену надвое, как картину какого-нибудь художника, чтобы подлая пуля короля не достигла Годфри.

Я же могла только наблюдать, сжимая руки Аллегры под аккомпанемент тихого похрапывания настоящего короля в глубине кареты.

Дым вокруг пистолета короля развеялся. К собственному довольно очевидному удивлению, Годфри остался на ногах, целый и невредимый. Он стоял в классической позе дуэлянта, повернувшись к противнику боком, вытянув далеко вперед руку со смертельным оружием.

Ему осталось только нажать на курок.

Но он медлил.

Никто из нас даже не принимал во внимание, что Годфри может не захотеть стрелять.

Король опустил руку с пистолетом, дрожавшую, как осенний лист. Он был совсем беспомощен: всего лишь мишень. Он повернул голову к своей когорте, к Татьяне, ожидая от них помощи, но встретил только суровое молчание и никакого движения.

А Годфри все не стрелял.

– Огонь! – выкрикнул какой-то женский голос.

Я глянула на Ирен, но она стояла неподвижно, как статуя из серебристого льда, и только страусовые перья у нее на шляпке легко трепетали на ветру.

– Огонь! – снова закричала Татьяна из противоположного лагеря.

Голова Годфри дернулась от ее жуткого кровожадного крика. Он начал опускать пистолет, и вся сложная схема – подмена королей, возвращение счастья Клотильде, планы принцев и заговорщиков – все рушилось от его справедливого отвращения к своему противнику и его любовнице.

Я скорее увидела, нежели услышала, как губы Ирен зашевелились, и она произнесла всего одно слово.

Шум и ярость грянули из пистолета Годфри вместе с клубом дыма.

Поддельный король, выпрямившись, встретил выстрел, но не упал.

Затем он схватился за плечо и стал медленно оседать на землю, словно большая окровавленная кукла.

В близлежащих деревьях туман все еще танцевал свой беззвучный менуэт. Небольшое плотное пятно тумана растворялось в воздухе, как извиняющееся покашливание. Позади него пряталась какая-то фигура в красно-коричневом одеянии. Мне показалось, что я успела мельком заметить очертания пистолета, пока фигура не растворилась в утренней дымке, удобной и почти обязательной для дуэлей.

Мужчины с обеих сторон столпились вокруг короля и Годфри, и только Татьяна и Ирен оставались на своих местах по разным сторонам поля боя. Белое на зеленом; красное на зеленом. Они наблюдали друг за другом, а не за черным муравейником активности посреди поля. Они были вооружены не пистолетами, но кое-чем другим, и ни одна из них ни на секунду не забывала об этом.

– Я врач! – заявил чей-то голос по-английски. – Его нужно срочно унести с влажной травы!